Редакция Новостей продолжает рубрику «Разговор с киноведом», в которой российский киновед и кинокритик Сергей Александрович Лаврентьев рассказывает нам и нашим читателям о создании и дальнейшей «жизни» картин, которые уже прочно вошли в историю отечественного кино. Сегодня мы попросили Сергея Александровича рассказать о судьбе еще одного «полочного» фильма «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж» А. Кончаловского.
С. А. Лаврентьев:
Дело заключается в том, что картина эта вышла как бы не вовремя. Потому что в советском кино период после снятия Хрущева и до ввода войск в Чехословакию был самым таким свободным. Но он был краткосрочным, и даже окончание этого периода можно датировать не 21 августа 1968 года, а 67 годом, когда в рамках подготовки к пятидесятилетию советской власти было положено на полку больше 30 картин. И история, которую сделал тогда еще Михалков-Кончаловский, совершенно не укладывалась в новое представление властей: каким должно быть кино. Образно говоря, начинался процесс ресталинизации, которому Чехословакия даст такой толчок открыто.
Дебют Кончаловского: «Первый учитель» – картина, которая была замечательно встречена, оценена, и к которой ни к чему невозможно было придраться цензуре. Хотя, конечно, это был такой омаш Куросаве: творческое перенесение принципов, которыми великий японец руководствовался, на киргизскую землю.
Примерно так же режиссер захотел сделать картину про русское село, русскую деревню, в которой почти все роли играли непрофессиональные актеры, и в которой представала жизнь такая, какая она есть: абсолютно не отлакированная, не отрепетированная. И там не было никакого такого специального режиссерского «очернения». Нет, он просто поставил камеру и снял (то, что он сейчас пытался воспроизвести в «Почтальоне Тряпицыне» ведь было сделано впервые в «Асе») просто жизнь, просто село. А жизнь в селе: сейчас выезжай в любое село, сними, и тебе скажут, что ты очерняешь нашу действительность. А уж тогда-то не надо было особо искать ничего.
Это Пырьеву хорошо было в «Кубанских казаках», он водевиль снимал. Поэтому в нем несуществующие изобильные колхозы и все радостные. А Кончаловский просто поставил камеру и снял то, что перед этой камерой разворачивалось.
А потом была какая-то странная история, я не знаю точно причины и могу только догадываться. Так как режиссер Кончаловский был сыном поэта Михалкова, который являлся автором государственного гимна, и вообще был государственным поэтом, то запрет его картины был какой-то такой «странный». То есть она не вышла, был сделан укороченный вариант под названием «Асино счастье» (кстати, именно его я смотрел во ВГИКе, когда поступал в него в 77 году). И только потом в 88 году был восстановлен авторский вариант, который, в общем-то, был сохранен в Госфильмофонде под названием «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж».
В этом названии, даже в том, как появлялись и шли справа налево длинные титры: «История Ася Клячиной…» - была какая-то такая невероятная эпичность. И действительно, в этом и есть, на мой взгляд, самая главная прелесть этой картины. Ведь он снимал маленькую историю маленькой деревни и маленьких людей, совершенно не претендующих на какую-то выдающуюся роль в чем бы то ни было. А чем глубже он погружался в эту маленькую частную историю, тем более обобщающая эта история стала в финале. Это, безусловно, свойство великого искусства! И эта картина совершенно замечательная, в этом смысле.
Тот факт, что «Ася» не вышла тогда, конечно поменял течение истории нашего кино. Потому что было ясно, что «вот такого – нельзя». Тут надо отдать должное цензуре. Действительно, можно говорить, что это такая частная история. Но повторяю, в этой частности, если ее действительно делает мастер – проглядывает некая общность. И, конечно, цензура это увидела (там тоже не одни дураки сидели). Это как раз такая драма в нашем кино, не единственная. Ряд таких картин были, запрет которых как-то поворачивал направление развития нашего кино. Жалко, что так происходило. И, надо сказать, хорошо, что у режиссера Кончаловского было все в порядке с родословной. И поэтому эта картина не забылась, и ему никто не запрещал работать после. Потому что в это же время многим людям, которые попали под этот массированный запрет 67 года, было гораздо сложнее жить потом…
Интервью брала Анастасия Иванова
Редакция Новостей
17.06.2015
С. А. Лаврентьев:
Дело заключается в том, что картина эта вышла как бы не вовремя. Потому что в советском кино период после снятия Хрущева и до ввода войск в Чехословакию был самым таким свободным. Но он был краткосрочным, и даже окончание этого периода можно датировать не 21 августа 1968 года, а 67 годом, когда в рамках подготовки к пятидесятилетию советской власти было положено на полку больше 30 картин. И история, которую сделал тогда еще Михалков-Кончаловский, совершенно не укладывалась в новое представление властей: каким должно быть кино. Образно говоря, начинался процесс ресталинизации, которому Чехословакия даст такой толчок открыто.
Дебют Кончаловского: «Первый учитель» – картина, которая была замечательно встречена, оценена, и к которой ни к чему невозможно было придраться цензуре. Хотя, конечно, это был такой омаш Куросаве: творческое перенесение принципов, которыми великий японец руководствовался, на киргизскую землю.
Примерно так же режиссер захотел сделать картину про русское село, русскую деревню, в которой почти все роли играли непрофессиональные актеры, и в которой представала жизнь такая, какая она есть: абсолютно не отлакированная, не отрепетированная. И там не было никакого такого специального режиссерского «очернения». Нет, он просто поставил камеру и снял (то, что он сейчас пытался воспроизвести в «Почтальоне Тряпицыне» ведь было сделано впервые в «Асе») просто жизнь, просто село. А жизнь в селе: сейчас выезжай в любое село, сними, и тебе скажут, что ты очерняешь нашу действительность. А уж тогда-то не надо было особо искать ничего.
Это Пырьеву хорошо было в «Кубанских казаках», он водевиль снимал. Поэтому в нем несуществующие изобильные колхозы и все радостные. А Кончаловский просто поставил камеру и снял то, что перед этой камерой разворачивалось.
А потом была какая-то странная история, я не знаю точно причины и могу только догадываться. Так как режиссер Кончаловский был сыном поэта Михалкова, который являлся автором государственного гимна, и вообще был государственным поэтом, то запрет его картины был какой-то такой «странный». То есть она не вышла, был сделан укороченный вариант под названием «Асино счастье» (кстати, именно его я смотрел во ВГИКе, когда поступал в него в 77 году). И только потом в 88 году был восстановлен авторский вариант, который, в общем-то, был сохранен в Госфильмофонде под названием «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж».
В этом названии, даже в том, как появлялись и шли справа налево длинные титры: «История Ася Клячиной…» - была какая-то такая невероятная эпичность. И действительно, в этом и есть, на мой взгляд, самая главная прелесть этой картины. Ведь он снимал маленькую историю маленькой деревни и маленьких людей, совершенно не претендующих на какую-то выдающуюся роль в чем бы то ни было. А чем глубже он погружался в эту маленькую частную историю, тем более обобщающая эта история стала в финале. Это, безусловно, свойство великого искусства! И эта картина совершенно замечательная, в этом смысле.
Тот факт, что «Ася» не вышла тогда, конечно поменял течение истории нашего кино. Потому что было ясно, что «вот такого – нельзя». Тут надо отдать должное цензуре. Действительно, можно говорить, что это такая частная история. Но повторяю, в этой частности, если ее действительно делает мастер – проглядывает некая общность. И, конечно, цензура это увидела (там тоже не одни дураки сидели). Это как раз такая драма в нашем кино, не единственная. Ряд таких картин были, запрет которых как-то поворачивал направление развития нашего кино. Жалко, что так происходило. И, надо сказать, хорошо, что у режиссера Кончаловского было все в порядке с родословной. И поэтому эта картина не забылась, и ему никто не запрещал работать после. Потому что в это же время многим людям, которые попали под этот массированный запрет 67 года, было гораздо сложнее жить потом…
Интервью брала Анастасия Иванова
Редакция Новостей
17.06.2015
Комментарии (0)