37-й Московский международный кинофестиваль завершен. О его итогах, положении в киномире, истории и «подводных камнях» европейских фестивалей мы поговорили с российским киноведом, кинокритиком Сергеем Александровичем Лаврентьевым.
ИТОГИ ММКФ И КРИЗИС ФЕСТИВАЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ
Что тут можно сказать, про итоги данного конкретного фестиваля? Они, общем-то, обычные, нормальные. Драма даже не в итогах фестиваля. Потому что итоги нормальные действительно. А драма вообще в кризисе фестивального движения общего, который в нашей ситуации помножен еще на специфическое положение и Родины нашей сейчас в мире, и Московского кинофестиваля в киномире.
В мире сейчас нет достаточного количества хороших фильмов, чтобы их хватало не то чтобы Москве… Вот последний Берлинский кинофестиваль: не скажешь, что там было очень много хорошего. Или результаты Каннского, с победой совершенно политкорректной картины над картинами более художественными. Это тоже не спишешь со счетов. Поэтому та ситуация, в которой сейчас оказался Московский кинофестиваль, быть может, даже несет в этом смысле свои какие-то плюсы. Там нет никакого политического давления на решение жюри, и даже более того, скажу: картина Миндадзе «Милый Ханс, дорогой Петр», с запуском которой были проблемы год назад (как раз политические), в этом году была на конкурсе ММКФ, и никаких проблем в цензурном плане не было.
А то, что маленькая скромная болгарская черно-белая картина получила Золотого Георгия – это как раз факт отрадный. Это такое обращение к каким-то изначальным кинематографическим радостям, которые гораздо важнее всех политических бурь, которые в мире сейчас бушуют. Вот такое маленькое кино. Абсолютно ничего
нового в нем нет. Это то, что было в мире сто тысяч раз: про маленький город, молодых людей, входящих в жизнь. Вот они не знают: как в нее войти, с какого бока, с какого конца, с этого или того. Пробуют и то и другое. Разумеется, мир не хочет их принимать, радушно во всяком случае. Все это было незнамо сколько миллионов раз. Но, это как-то свежо, это бесхитростно. Это малобюджетное, если не сказать безбюджетное кино. И это как-то, в общем, смотрится. Поэтому это все очень даже хорошо.
НАГРАДЫ И ФЕТИШИЗМ
Некоторое время назад, когда все еще было благополучно, у нас было абсолютно фетишистское отношение к призам на фестивале.
Я, как человек, который принимал и принимает участие в создании многих фестивалей здесь и там за рубежом, и человек, который был в жюри десятков фестивалей, видел, что люди, которые сначала просто очень хотят попасть на кинофестиваль, потом начинают хотеть приза, причем главного. И, если этот приз они не получают, то потом они, только вот что в лицо не плюют тебе. Потому что все абсолютно убеждены в том, что призы как-то оговариваются. А на самом деле ничего этого нет. Это происходит на тех фестивалях, призы которых что-то значат.
В Канне, например, «Золотая пальма» означает моментальное удорожание картины при ее продаже, абсолютный прокат и показ везде. Если бы картина о «тамильских тиграх» не получила сейчас «Золотую пальму» в Канне, то никто бы и показывать не стал. Ну, политкорректно показали бы на задворках больших городов Западной Европы. А теперь ее покажут во всех странах абсолютно, в Европе то уж точно.
А на фестивалях, которые проходят у нас, включая и ММКФ. Призы и смотры не значат ничего в плане существования картины, ее жизни, проката и т. д. Больше чем уверен, что болгарская картина «Лузеры» не будет в нашем прокате никогда. Хотя, это, в общем-то, противоречит регламенту фестиваля (но на это все уже давно закрыли глаза). И, если сейчас у кого-нибудь спросить: кто победил на прошлом Московском кинофестивале – никто не скажет ничего. Это лишнее свидетельство того, что нынешние фестивали, и Московский в частности, живут вот в таком мире.
То, что в 1963 году в Москве получил золотой приз фильм «Восемь с половиной» Федерико Феллини – это знают все. А вот какой фильм получил приз в 2003 году – этого никто не знает.
КИНОФЕСТИВАЛИ ВЧЕРА И СЕГОДНЯ
Дело заключается в том, что в 60-е года был золотой век фестивалей, и это был еще одновременно такой серебряный век в истории кино, когда все цвело. Вот фестиваль в конкурсе которого участвует Феллини, Антониони, Бергман, Годар, Вайда, Форман, Хитилова – это одно. А когда фестиваль, на котором участвует Пупкин, Зубкин, Зобкин и Финкинштейн – это другое. Это совершенно не исключает того, что Финкинштейн может снять какую-то очень интересную картину, а Пупкин и вовсе даже почти выдающуюся. Это, с одной стороны.
С другой – в 60-е годы было время, когда кино было главным искусством. Когда кино не просто смотрели, развлекаясь; когда кино доносило людям какие-то важные вещи, оно говорило. А сейчас, то, что идет в кинотеатрах – это такое добавление к попкорну (не важно что там, какие там драконы летают по экрану на компьютере нарисованные – это уже никакого значения не имеет).
С другой стороны, кино, которое делается как искусство – оно абсолютно маргинализировано теперь. Оно идет где-то в маленьких артхаусных зальчиках на 38 мест. И есть какой-то маленький мир, который вот этим живет. И этот маленький мир в большой мир не выходит. И представить себе сегодня картину, как, скажем «Баллада о солдате» - картину для всех и каждого в то же время шедевр киноискусства. Или «Ночи Кабирии» Федерико Феллини. Это картины, которые смотрели все абсолютно: и Марья Ивановна из 3-го подъезда, и физики из ядерного института – каждый находил в этих картинах что-то свое. Сейчас таких картин просто нет. Либо картины, которые абсолютно герметичны и закрыты, понятны только узкому кругу людей. Либо эти компьютерные «пулялки-стрелялки», которые нравятся тинейджерам 13 лет с попкорном.
Поэтому все эти фестивали проходят и живут по инерции.
Раньше в Советском Союзе Московский кинофестиваль шел 2 недели и проводился раз в 2 года. И это был такой праздник для всех людей, которые любили кино (а кино любили все в Советском Союзе). Люди брали отпуска специально и приезжали в Москву только затем, чтобы посмотреть кино.
Когда я был совсем молоденьким, в 69 году я стоял в очереди в Лужниках, приходил часов в 8. Открывали кассы в 9, сеанс был в 12. И я смотрел то, что никогда больше нигде увидеть будет нельзя. Так как это была цивилизация дефицита, то ММКФ был все равно, что чешские сапоги или польская косметика – все надо было доставать и в очередях стоять за этим. Потому что это на экран не выйдет, а если это и выйдет, то, как правило, это была черно-белая копия фильма с вырезанными эротическими сценами и перетонированой звуковой дорожкой. А сейчас, эта вещь ушла из жизни.
Интервью брала Анастасия Иванова
Редакция Новостей
27.05.2015
ИТОГИ ММКФ И КРИЗИС ФЕСТИВАЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ
Что тут можно сказать, про итоги данного конкретного фестиваля? Они, общем-то, обычные, нормальные. Драма даже не в итогах фестиваля. Потому что итоги нормальные действительно. А драма вообще в кризисе фестивального движения общего, который в нашей ситуации помножен еще на специфическое положение и Родины нашей сейчас в мире, и Московского кинофестиваля в киномире.
В мире сейчас нет достаточного количества хороших фильмов, чтобы их хватало не то чтобы Москве… Вот последний Берлинский кинофестиваль: не скажешь, что там было очень много хорошего. Или результаты Каннского, с победой совершенно политкорректной картины над картинами более художественными. Это тоже не спишешь со счетов. Поэтому та ситуация, в которой сейчас оказался Московский кинофестиваль, быть может, даже несет в этом смысле свои какие-то плюсы. Там нет никакого политического давления на решение жюри, и даже более того, скажу: картина Миндадзе «Милый Ханс, дорогой Петр», с запуском которой были проблемы год назад (как раз политические), в этом году была на конкурсе ММКФ, и никаких проблем в цензурном плане не было.
А то, что маленькая скромная болгарская черно-белая картина получила Золотого Георгия – это как раз факт отрадный. Это такое обращение к каким-то изначальным кинематографическим радостям, которые гораздо важнее всех политических бурь, которые в мире сейчас бушуют. Вот такое маленькое кино. Абсолютно ничего
нового в нем нет. Это то, что было в мире сто тысяч раз: про маленький город, молодых людей, входящих в жизнь. Вот они не знают: как в нее войти, с какого бока, с какого конца, с этого или того. Пробуют и то и другое. Разумеется, мир не хочет их принимать, радушно во всяком случае. Все это было незнамо сколько миллионов раз. Но, это как-то свежо, это бесхитростно. Это малобюджетное, если не сказать безбюджетное кино. И это как-то, в общем, смотрится. Поэтому это все очень даже хорошо.
НАГРАДЫ И ФЕТИШИЗМ
Некоторое время назад, когда все еще было благополучно, у нас было абсолютно фетишистское отношение к призам на фестивале.
Я, как человек, который принимал и принимает участие в создании многих фестивалей здесь и там за рубежом, и человек, который был в жюри десятков фестивалей, видел, что люди, которые сначала просто очень хотят попасть на кинофестиваль, потом начинают хотеть приза, причем главного. И, если этот приз они не получают, то потом они, только вот что в лицо не плюют тебе. Потому что все абсолютно убеждены в том, что призы как-то оговариваются. А на самом деле ничего этого нет. Это происходит на тех фестивалях, призы которых что-то значат.
В Канне, например, «Золотая пальма» означает моментальное удорожание картины при ее продаже, абсолютный прокат и показ везде. Если бы картина о «тамильских тиграх» не получила сейчас «Золотую пальму» в Канне, то никто бы и показывать не стал. Ну, политкорректно показали бы на задворках больших городов Западной Европы. А теперь ее покажут во всех странах абсолютно, в Европе то уж точно.
А на фестивалях, которые проходят у нас, включая и ММКФ. Призы и смотры не значат ничего в плане существования картины, ее жизни, проката и т. д. Больше чем уверен, что болгарская картина «Лузеры» не будет в нашем прокате никогда. Хотя, это, в общем-то, противоречит регламенту фестиваля (но на это все уже давно закрыли глаза). И, если сейчас у кого-нибудь спросить: кто победил на прошлом Московском кинофестивале – никто не скажет ничего. Это лишнее свидетельство того, что нынешние фестивали, и Московский в частности, живут вот в таком мире.
То, что в 1963 году в Москве получил золотой приз фильм «Восемь с половиной» Федерико Феллини – это знают все. А вот какой фильм получил приз в 2003 году – этого никто не знает.
КИНОФЕСТИВАЛИ ВЧЕРА И СЕГОДНЯ
Дело заключается в том, что в 60-е года был золотой век фестивалей, и это был еще одновременно такой серебряный век в истории кино, когда все цвело. Вот фестиваль в конкурсе которого участвует Феллини, Антониони, Бергман, Годар, Вайда, Форман, Хитилова – это одно. А когда фестиваль, на котором участвует Пупкин, Зубкин, Зобкин и Финкинштейн – это другое. Это совершенно не исключает того, что Финкинштейн может снять какую-то очень интересную картину, а Пупкин и вовсе даже почти выдающуюся. Это, с одной стороны.
С другой – в 60-е годы было время, когда кино было главным искусством. Когда кино не просто смотрели, развлекаясь; когда кино доносило людям какие-то важные вещи, оно говорило. А сейчас, то, что идет в кинотеатрах – это такое добавление к попкорну (не важно что там, какие там драконы летают по экрану на компьютере нарисованные – это уже никакого значения не имеет).
С другой стороны, кино, которое делается как искусство – оно абсолютно маргинализировано теперь. Оно идет где-то в маленьких артхаусных зальчиках на 38 мест. И есть какой-то маленький мир, который вот этим живет. И этот маленький мир в большой мир не выходит. И представить себе сегодня картину, как, скажем «Баллада о солдате» - картину для всех и каждого в то же время шедевр киноискусства. Или «Ночи Кабирии» Федерико Феллини. Это картины, которые смотрели все абсолютно: и Марья Ивановна из 3-го подъезда, и физики из ядерного института – каждый находил в этих картинах что-то свое. Сейчас таких картин просто нет. Либо картины, которые абсолютно герметичны и закрыты, понятны только узкому кругу людей. Либо эти компьютерные «пулялки-стрелялки», которые нравятся тинейджерам 13 лет с попкорном.
Поэтому все эти фестивали проходят и живут по инерции.
Раньше в Советском Союзе Московский кинофестиваль шел 2 недели и проводился раз в 2 года. И это был такой праздник для всех людей, которые любили кино (а кино любили все в Советском Союзе). Люди брали отпуска специально и приезжали в Москву только затем, чтобы посмотреть кино.
Когда я был совсем молоденьким, в 69 году я стоял в очереди в Лужниках, приходил часов в 8. Открывали кассы в 9, сеанс был в 12. И я смотрел то, что никогда больше нигде увидеть будет нельзя. Так как это была цивилизация дефицита, то ММКФ был все равно, что чешские сапоги или польская косметика – все надо было доставать и в очередях стоять за этим. Потому что это на экран не выйдет, а если это и выйдет, то, как правило, это была черно-белая копия фильма с вырезанными эротическими сценами и перетонированой звуковой дорожкой. А сейчас, эта вещь ушла из жизни.
Интервью брала Анастасия Иванова
Редакция Новостей
27.05.2015
Комментарии (0)